Наумчик: «Вот этот русский человек «в его развитии», но уже с ядерным ударом по Польше (далее — везде) и явился»

— Русский писатель Дмитрий Быков в одном из своих недавних ютуб-выпусков напрямую заявил, что русская интеллигенция исчезла — а в пору, когда она была, представляла собой «гнилой цветок на гнилом болоте», — пишет Сергей Наумчик. — Вряд ли можно дать более точное определение.

Само понятие интеллигенции, как известно, придумано в России и базируется, помимо прочего, на таком качестве, как сострадание. «Сострадание — неотъемлемое качество русского интеллигента» — это мы усвоили ещё из школьных хрестоматий.

На него же, на сострадание к «униженным и оскорблённым» указывали нам в произведениях практически всех русских классиков — начиная от Пушкина, Некрасова и Достоевского.

Вспоминать, что Пушкин одобрил подавление восстания 1830-31 годов (происходившего и на беларуских землях), что Некрасов пропел хвалебную оду Муравьёву, отправившему на виселицу Кастуся Калиновского и его соратников, а Достоевский сделался, по сути, идеологом имперского монархизма (и по совместительству антисемитом) — считалось излишним. «Оставьте: это спор славян между собою» (Пушкин).

Таким образом, даже самые именитые «русские интеллигенты» не отвечали критерию ими же и придуманного термина — состраданию.  

Писатели Фёдор Абрамов, Василий Белов и Валентин Распутин считались «совестью России» из-за сострадания к участи русского крестьянина («Мужики и бабы» — название абрамовской эпопеи). Но их не тревожило, что эти самые русские мужики, облачившись в военную форму или в галифе НКВДиста, без всякого душевного смятения идут порабощать «окраинные народы» уже советской империи, а бабы истошно вопит по своим, но никак не по тем, кого «свои» убивают («Наших мальчиков-контрактников, наших героев, отправляют под пули украинцев без всякой боевой подготовки и необходимого снаряжения» — это уже из сегодняшнего).

К «мужикам и бабам» захваченных народов сострадания «совести России» не выявляли. Во всяком случае вы не найдёте его в их текстах — ни художественных, ни публицистических.

А вот ещё «совесть» — академик Дмитрий Лихачёв, в годы горбачёвской перестройки он считался непререкаемым моральным авторитетом: узник ГУЛАГа, автор всемирно известных научных трудов... Но его высказывания о событиях беларуской истории можно смело включать в нынешние, созданные по указке Кремля, учебники, цель которых — сформировать у молодых беларусов имперское восприятие мира и стереть беларускую идентичность начисто.

«Есть русская интеллигенция.

Вы думали — нет? Есть.

Не масса индифферентная,

а совесть страны и честь.

Есть в Рихтере и Аверинцеве

земских врачей черты —

постольку интеллигенция,

постольку они честны»,

— писал поэт Андрей Вознесенский, ненамного уменьшив количество тех, кто хоть в какой-то мере отвечал критериям ими же и придуманной «интеллигентности». 

С академиком, народным депутатом СССР Сергеем Аверинцевым я был в январе 1991 года в Вильнюсе в забаррикадированном защитниками литовской независимости здании парламента (ждали атаки десантников). Но тем же 91-м солидарность российских интеллектуалов и закончилась — распад СССР, как и Путин (и как сейчас выясняется из его книги, и Навальный) они восприняли «геополитической катастрофой».

Чтобы было яснее: освобождение народов от рабства — это катастрофа.

Уже упомянутые Белов и Распутин встали на откровенно шовинистические позиции, да и сам Вознесенский не удержался, создал «видеому» — карту СССР по типу плакатов с изображением разделанной говяжьей туши, что висели в мясных отделах. Мол, вот, разрезали «живую плоть»...

И даже от диссидентов советских времён приходилось слышать: «Ну, а после Лукашенко — может, всё же объединимся?»

Из тех, известных, кто оставался в России, могу назвать только двух, не подверженных имперской коррозии — Сергей Адамович Ковалёв и Валерия Ильинична Новодворская. 

У абсолютного же большинства русской интеллигенции не прекращался «плач» по советской империи, и не было в нём ноты сострадания к тем, из кого Россия неизменно высасывала всё, что только могла.

Кстати, в последние советские десятилетия 40% всего производимого в БССР уходило в «центр» (удельный же вес сельхозпродукции, поставляемых Москве и Ленинграду, был ещё большим).

Но как подсчитать количество культурных ценностей, осевших в российских музеях и запасниках? Наверное, всё же можно высчитать, если вспомнить слова профессора Адама Мальдиса: на территории Беларуси остался только 1% (один процент) материального культурного достояния.

Сегодня Беларусь как никогда ослаблена путинско-лукашенковским режимом, но пусть и через десятилетия, всё же иные времена наступят. Не наши дети дождутся — так внуки. И Москве придётся отдавать то, что награблено, украдено или взято обманом. 

... На следующий год после восстановления независимости Беларуси и распада СССР довелось мне быть в Германии в кампании московских политиков и политологов, чуть старше меня, тогдашнего тридцатилетнего.

С одним из них мы затронули «национальный вопрос», и я сказал что-то вроде того, что если меня, который в студенчестве писал научную работу по прозе Михаила Булгакова и переписывался с его женой, знает наизусть десятки стихотворений Мандельштама и Пастернака, считают националистом в негативном значении этого понятия — то вслед за моим они увидят совсем иное поколение беларуских националистов. Для которого взаимоотношения с Россией будут упираться в вопрос не национальный, а исключительно в климатический: как сделать так, чтобы во рву между Беларусью и Россией крокодилы не подыхали от холода. 

Я имел удовольствие беседовать не просто с русским интеллигентом, получившим блестящее образование, доктором исторических наук — я беседовал с потомственным русским интеллигентом, выросшим не в семье сельского учителя или врача, а в самой что ни есть элитарной московской среде.

Судите сами: отец — один из ведущих советских кинокритиков, секретарь Союза кинематографистов, мать — завотделом поэзии журнала «Новый мир» времён Твардовского; именно при ней в журнале, впервые после  знаменитого «ждановского» постановления ЦК ВКП(б) 1946 года, была впервые опубликована Ахматова; в этом же качестве она не единожды упоминается в «Записках об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской. Куда уж интеллигентнее!

Мой собеседник, потомственный русский интеллигент, был знаменит и ранее, входил в разные президентские советы и комиссии, но сегодня приобрёл славу, без преувеличения, всемирную — после того, как призвал Путина нанести по Польше превентивный ядерный удар. Это Сергей Караганов.

Задолго да изобретения атомной бомбы, в 1832 году (как раз после одобрения Пушкиным подавления «польского восстания») Гоголь написал, что «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через 200 лет».

Ну, вот этот русский человек «в его развитии», но уже с ядерным ударом по Польше (далее — везде) и явился.