«Мои родители в Беларуси». Тихановская дала интервью «Дождю»

– Как я уже обещала нашим зрителям, еще один разговор со Светланой Тихановской у нас случится. И спасибо, Светлана, что вы согласились, и мы опять с вами встречаемся. Мне очень приятно.

– Спасибо большое. Зачем пообещали?

– А пообещала, потому что мы тогда с вами очень коротко поговорили. Вы тогда были очень уставшие, но очень воодушевленные. Вот прошло уже 3 месяца, как вообще у вас состояние, расскажите? Вы вообще сейчас уставшая?

– Такая же уставшая и такая же воодушевленная.

– Почему уставшая?

– Потому что жизнь не жизнь, жизнь — борьба. Забирает много энергии, много сил каждый день.

– Как, скажите, с детьми вы успеваете общаться? Как они?

– Не успеваю. Урывками. И по вечерам стараюсь хотя бы один урок подготовить с ребенком старшим, провести время. С младшей дочкой спать ложусь — на этом все общение. Ну в выходные, как и раньше, стараюсь посвящать им: выйти куда-то в парк, хотя бы дома мультик рядом посмотреть, подремать.

– А с кем они, когда вы с нами?

– С няней.

– А скажите, кто-то остался сейчас в Беларуси? Ваши родители?

– Да, мои все в Беларуси.

– Их возможно сюда привести? С бабушками, дедушками все-таки приятнее.

– Возможно, наверное. Но так вопрос никогда не ставился, потому что их жизнь там. И дедушка пожилой, и родители, надо присматривать, и все друзья, знакомые. Родители не должны менять свой образ жизни только потому, что мне нужна помощь.

– Им не страшно?

– Ну, а чего им бояться?

– Ну, я не знаю. Вот со стороны нам кажется, что уже в принципе жить страшно в Беларуси, если ты хоть что-то, если ты хоть как-то думаешь иначе. А это ваши родители.

– С этой точки зрения да, страшно всем, независимо от того родители они мои или нет. Не можно быть не страшно в стране, где ты попадешь под эту репрессивную машину независимо от того, участвовал ты в демонстрациях или просто в соцсетях высказывал своё мнение, либо просто случайно проезжал мимо на велосипеде.

То есть жертвой сейчас может стать каждый. И люди это понимают, осознают, и люди не хотят так жить. Да, страшно, но люди держатся, люди активны. Пускай подпольно, пускай сейчас не могут доверять большому кругу людей, потому что могут быть внедрены сотрудники спецслужб в их окружение.

Но каким-то образом удается, потому что люди понимают, за что они борются. Именно потому, что они не хотят так жить. 

– А как сейчас вообще эта борьба? То есть что происходит внутри?

– Что могут люди делать внутри Беларуси — это участвовать в разных инициативах. Там существуют дворики, которые были организованы спонтанно после августовских событий. Они общаются между собой, они распространяют листовки, они обозначают свое присутствие, наклеивая символику либо развешивая флаги. Это не так повсеместно. Люди должны делать что-то, чтобы…

– Ну хорошо, люди будут делать, их будут арестовывать, их будут сажать, их будут пытать и так далее. В какой-то момент страх все равно победит. Внутри должно что-то произойти? Внутри, не знаю, чиновники начнут уходить, все равно должно что-то конкретное произойти.

– Нет, не обязательно. Это не может быть какое-то одно событие, которое все перевернет: это цепь. И чиновники должны уйти, и бизнесы должны отвернуться, и люди должны продолжать свою борьбу. Санкции, изоляция, ошибки режима — это все учитывается, все как пазлы складывается.

– А люди, чиновники, уходят?

– Чиновники не уходят сейчас, потому что сейчас это не нужно. Лучше ты оставайся на своем месте рабочем и по возможности, например, предоставляй информацию — какие настроения среди твоих знакомых.

Хотя на самом деле сейчас такая среда, и все боятся даже общаться. Если раньше в курилках, на корпоративах все спокойно общались, то сейчас думают: «Ага, а если за мной следят, а если это кто-то засланный». То есть никакого спокойствия.