«Когда беларусы приходят вышивать крестиком — они проваливаются в нежную яму»

Ольга — основательница проекта Этика. Девушка занимается ручной вышивкой, кастомизацией и апсайклингом вещей. Если раньше «Этику» знали как проект, который дает вторую жизнь вещам, то сейчас о проекте упоминают все чаще как о вещах с вышитым вручную беларусским орнаментом.

Три месяца назад Ольга переехала из Минска в Варшаву. Практически сразу она начала делать мастер-классы по вышивке с беларусами, а недавно арендовала себе новое рабочее место в студии. Последние несколько рубашек «Этики» с беларусским орнаментом, вышитым крестиком, продались буквально за 15 минут.

— Я опоздала на это интервью, потому что доделывала последние крестики. У меня горят руки! — признается она.

Ольга рассказала «Салідарнасці», откуда у нее любовь к вышивке, как хобби стало работой и творческим протестом и почему творить в Варшаве проще, хоть и все еще больно.

— Одна моя бабушка научила меня шить на машинке, вторая — вышивать и вязать крючком. Помню, когда пошла в школу, не умела читать и писать, но умела шить, вязать и вышивать, — вспоминает собеседница. — Я жила в Барановичах, там же моя бабушка работала на БПХО.

После распада СССР хлопчатобумажное объединение переживало тяжелые времена, зарплату работникам выдавали тканью. Денег не было, а жить на что-то надо было. Моя бабушка, поскольку была портной, решила шить белье на продажу в Польшу.

Шить нужно было много, поэтому я ей помогала. Пододеяльник, конечно, сшить не могла, а вот маленькие наволочки, или, как называет моя бабушка, «ясики» — спокойно. Мне очень нравилось их шить, так что подкладывала книжки, чтобы доставать до педалей швейной машинки.

Если шить Оля научилась в городе, то вышивать и вязать — в деревне на Полесье. Именно там жила вторая бабушка девушки, дом которой, делится она, пропитан традиционным духом.

— У нее в доме стояли пирамидкой подушки, укрытые накидкой с вышивкой, кружевом. Я смотрела на эти накидки и думала: вау, хочу так делать!

Бабушка у меня четкая женщина: вот, держи, вышивать — вот так, вязать — так. И я научилась. Сначала вышивать крестиком, потом — вязать. С тех пор я делаю это всю жизнь: в школе, универе, сейчас. Я всегда с этими нитками.

— Чем была вышивка для твоей бабушки?

— Бабушка вышивала с молодости, и очень много на заказ. Тогда она не думала о том, что это традиции, не вкладывали какой-то сакральный смысл. Она жила, работала, ходила в лес по грибы-ягоды и вышивала — то есть это было неотъемлемой частью жизни. При этом вышивкой было пропитано все — вся хата, одежда.

Она перестала вышивать не так давно, потому что начали болеть руки. Еще три года назад она вышивала, не останавливаясь.

Многие работы бабушки пропали, но некоторые наша семья бережно хранит. Например, у нас есть несколько простыней — мы ими не пользуемся, достаем только проветривать. Еще есть несколько скатертей, самая запоминающаяся для меня — с вышитыми гладью Анютиными глазками. Мама достает эту скатерть только по праздникам — и то, застилает ее и следит, чтобы никто не запачкал.

Моя мама из тех матерей, которые готовы отдать своему ребенку все. Но вот отдать скатерть — ни за что! Говорит, что передаст мне ее по наследству, когда придет время. Для меня эта скатерть — атрибут семейного единения, очень здорово собраться всей семьей на праздник и застелить на стол бабушкину скатерть.

Долгое время вышивка для Ольги оставалась в качестве хобби — например, сделать кому-то подарок к празднику своими руками. Девушка окончила экономический факультет, работала в различных сферах, а потом стала сотрудничать с беларусскими дизайнерами, брендом ZIBRA. Тогда вышивка и вернулась в жизнь собеседницы, но уже как способ заработка.

— У ZIBRA в одежде было много одежды с ручной вышивкой. В каком-то из разговоров они узнали, что я вышиваю, и предложили вышивать для них. Я согласилась, и делала это много лет. Потом поняла, что хочу делать свой проект.

Тогда девушка создала «Этику». Изначальная концепция проекта была связана с экологической направленностью — не производить новую одежду, а давать вторую жизнь вещам с помощью кастомизации вышивкой. Со временем девушка углубилась в национальные мотивы, и теперь проект «Этика» знают больше как одежду, на которой вышит беларусский орнамент.

— Сначала все знали «Этику» как проект про одежду, которая уже существовала. Сейчас, когда приходят ребята, я спрашиваю: вы знаете, что я не шью эту одежду, что она из секонд-хенда? И все такие: «О, да? А это еще прикольнее». То есть за все время ни разу не было такого, чтобы кто-то сказал: фу, секонд.

Идею о кастомизации я вынашивала давно, но понемногу воплощать ее начала только летом 2020 года. В конце года меня задержали, и весь следующий год была в депрессии. Углубляться в национальные мотивы я начала в 2022 году, и сразу поняла: мне так хорошо в этой «песочнице», что вылазить не хочется.

Первой работой с беларусским орнаментом, которую Оля сделала и выложила в профиль проекта, была черная рубашка. Тогда, вспоминает девушка, не было большого спроса на вещь, зато был потрясающий фидбэк.

— Люди думали: вау, можно было взять аутентику, поместить на современную одежду и это будет так круто выглядеть? Людей зацепило, что это не тривиальная интерпретация национальных мотивов. Потому что чаще всего национальные мотивы не интерпретируют, их делают прямо в лоб.

Это клево, особенно сохранение строя, но, к сожалению, сложно интегрируется в современный гардероб. Ты не можешь выйти в строе летом, потому что просто спаришься в нем.

Людям понравилось, что эту рубашку можно надеть с обычными джинсами. Человек будет круто выглядеть, и при этом на нем будет аутентичная вышиванка.

— Чтобы начать вышивать беларусский орнамент, потребовались какие-то дополнительные знания?

— Я много работала с беларусскими дизайнерами, следила и слежу за модой. У меня не высокий, но достаточный уровень насмотренности. Думаю, это сыграло большую роль. Я всегда говорю, что я не эксперт в строе, беларусских ремеслах, национальных традициях.

Я много чего не знаю, поэтому читаю очень много литературы, хожу на лекции. Пару лет назад прочитала книгу Ольги Лобачевской «Беларусский народный костюм», до сих пор пользуюсь узорником оттуда.

Не могу сказать, что мне не хватает соответствующего образования. Какие-то знания у меня есть, каких-то нет. Но я от этого не страдаю, а просто продолжаю их черпать.

— Ты сказала, что для твоей бабушки вышивка была неотъемлемой частью жизни, при этом сакральных смыслов в нее она не вкладывала. А что вышивка для тебя?

— Это проявление самоидентичности. Как оказалось, очень важно понимать, кто ты. Мне раньше казалось, что это так эфемерно звучит: знать, где твои корни, знать, кто ты.

Но когда ты начинаешь обсуждаешь, понимаешь, что это очень важно. Это твой фундамент, без которого далеко не уплывешь. И для меня вышивка сейчас как раз про это — про осознание своей принадлежности. Мне близки традиции, которые проявляются через ремесла. Я чувствую в этом себя беларуской. И это очень приятно.

— Сейчас для тебя вышивка — это про медитацию и успокоение или про деньги?

— Это про все. Я не сторонник того, что художник должен быть бедным и голодным. Я научилась ценить свой труд и понимать, что он стоит денег. Для меня вышивка — это безумное удовольствие. Я могу вышивать сутками. Я задержалась на это интервью, потому что заканчивала последние крестики. У меня горят руки!

Сейчас это моя единственная работа, и она меня полностью обеспечивает. Это не большие деньги, но я и не стараюсь их из этого выжать. Понимаю, как так можно сделать, но пока такой цели нет.

— В детстве ты помогала шить белье бабушке, которая она потом продавала в Польше. Как так получилось, что спустя годы ты переехала сюда жить?

— Это очень интересно, потому что бабушка как раз ездила в Варшаву. Когда она узнала, что я сюда переезжаю, сказала: «Мы там были, не едь, там плохо». Так это было в 90-ых, ответила ей я. Сейчас наоборот — из Польши возят белье в Беларусь.

В последние годы жизнь в Беларуси была похожа на абьюзивные отношения: ты любишь, а над тобой издеваются. В какой-то момент я поняла, что, наверное, хватит. Мы уехали спустя год после начала войны: все это время создавали соответствующие условия.   

Хотя еще до начала войны понимала, что уеду, когда упрусь в стену, когда исчезнут дорожки развития. В Минске так и случилось — все, как мне видится, иссякло.

Несмотря на поток репрессий в Беларуси, Оля, живя там, вышивала беларусский орнамент и организовывала мастер-классы по вышивке. Сегодня она вспоминает, как переживала.

— Особенно страшно было, когда мне писали государственные учреждения и телевизионные СМИ с просьбой выступить у них в программе или присоединиться на какое-то мероприятие. Я им отказывала, но было очень тревожно, что они могут докопаться до моего отказа. Вышиванка всегда интересна, даже госканалам. Но это абсурд: (я думала — С.) вы вообще в курсе, что такое сейчас вышиванка? Сейчас она, очевидно, на стороне оппозиции.

То есть я должна была прийти и сказать: я делаю апсайклинг красно-белыми нитками? Отлично! Даже не знаю, как они себе это представляли.

Я знаю, что перед референдумом (проходил 28 февраля 2022 года — С.) меня искали силовики. Когда я садилась вышивать, думала, надо быстрее закончить, потому что могут задержать.

Последний год жизни в Беларуси вышивка была моим творческим протестом. Между строк мой посыл и позиция читались, но это было завуалировано. Меня поддерживало и мотивировало, что я, находясь здесь, продолжаю какой-то протест, просто в совершенно другой форме.

Это держало на плаву. Были в это время и мастер-классы. Приходили и парни, и девушки. Чувствовалось, что свобода была под гнетом.

Когда мы начинали вышивать, то делились своими мыслями и состояниями. Особенно после начала войны. В какой-то степени это была терапевтическая история. Когда беларусы приходят вышивать крестиком — они проваливаются в нежную яму: после того, как я проведу мастер-класс, в помещении тишина — все настолько увлекаются.

— Сейчас ты делаешь такие же мастер-классы по вышивке, но уже в Варшаве. Атмосфера отличается от минской?

— Да, очень сильно. Причем не только на мастер-классах. Мы просто ворвались в Варшаву и первую неделю ходили по беларусским мероприятиям, тусовкам. Потом нас прибило и мы два дня лежали, потому что очень большой контраст. В Минске у меня было ощущение, что я хожу по разлагающемуся городу. Причем, не просто городу, а твоему любимому. Мне было очень больно.

Тут, когда встречаешься с беларусами, чувствуешь эту боль. Вы без слов понимаете, что скучаете, но при этом пиковая точка боли прошла. Многие начинают возрождаться, подниматься наверх.

Беларусы открывают заведения, делают мероприятия, выставки — все это про боль и разлуку с домом, но в этом так много жизни и так много свободы.

В Минске нет ни жизни, ни свободы. Только боль. Здесь есть боль, но жизнь и свобода тоже есть.

— Переехать и продолжить заниматься вышивкой было важным для тебя?

— У меня поедет крыша, если я перестану этим заниматься. Это связующая ниточка или, даже, огромный канат, который связывает меня с местом, где я родилась, откуда пришлось уехать и куда хочется вернуться.

— Какие у беларусов отношения с вышиванкой?

— Они становятся лучше и осознанней. Мне кажется, что в большинстве своем они еще на уровне картинки. Вышиванка — это не про картинку и не про результат. Там совершенно другие смыслы. Для нас пока что смыслы на втором плане, на первом — картинка. Клево, что даже эта картинка набирает все большую популярность.

Есть среди наших ремесленников такая полемика: некоторые выступают против ее популяризации, потому что мы делаем из нее попсу. А я за это! Пусть она лучше будет попсовая, чем мертвая. Печатаете? Окей. Машинная вышивка? Бог с ней, пусть будет.

Я считаю, что происходит естественный процесс. Вышиванка была в забвении, а сейчас все такие: вау, это такой яркий национальный символ. Это классный способ самоидентификации. Пожалуйста, пускай это будет!

Я понимаю, что потом это немножко утихнет и начнется погружение в смыслы. Замечаю, что многие начинают уже об этом задумываться. Мы придем к тому, что будем обожать и уважать вышиванку, и она будет в шкафу у каждого.

Пока что это на таком неосознанном уровне. Но все больше людей хотят себе вышиванку, в том числе сделать ее самим. Конечно, человек совершенно по-другому чувствует вещь, когда сделал ее сам. У меня сейчас заказал набор для вышивки мужчина, который будет вышивать рубашку своей жене.

Мне кажется, это любовь высшего уровня — сделать вышиванку своей жене.

— Когда наступит день, когда все беларусы будут отмечать День беларусской вышиванки?

— Нужно носить ее каждый день! Не нужно демонизировать и делать сакрализацию вышиванки. Мол, вот, достанем из куфара и наденем в специальный день. Господи, это была повседневная одежда! Конечно, был еще и национальный строй, который надевали только по праздникам.

Надо, чтобы каждый день был днем вышиванки. Когда я вижу человека в вышиванке — я чувствую огромный прилив энергии. Хочешь — надеваешь ее с джинсами, хочешь — со спортивками. У нее много сакральных смыслов, но ее можно делать и будничной.