Как Сталин уничтожал малые народы

Телеграмма секретаря Коми обкома ВКП(б) Семичева Сталину о сохранении ранее утвержденного «лимита» на расстрелы. 26 августа 1937 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 578. Л. 54)

Приказ содержал установленные для региональных троек НКВД лимиты по «первой категории» (расстрел) и по «второй категории» — лагерный срок. До выхода приказа количественные показатели предстоящих расстрелов и посадок были утверждены решениями Политбюро.

Но вот незадача — в процессе подготовки приказа на совещании в НКВД в июле 1937-го цифры округлили. И что же вышло? В ряде регионов число лиц, первоначально намеченных решениями Политбюро к расстрелу, было невелико. Например, в Карелии 12 человек, в Удмуртии — 63, в Коми — 211, в Северной Осетии — 169. При этом выделенный приказом № 00447 лимит для этих республик составил, соответственно, 300, 200, 100 и 200 человек по «первой категории». Округляли с явным расчетом на «вырост».

Были уверены — будут еще просить и обязательно получат. Так и получилось, хотя были и нетипичные случаи.

В Коми АССР не поняли такой арифметики, заволновались. Как же так — занизили намеченных к расстрелу аж на сотню с лишним. Написали в Москву, указав о возросшем числе врагов после их «окончательного выявления». На стол Сталина телеграмма легла 26 августа 1937-го.

Сталин вполне мог увеличить расстрельный лимит для Коми АССР до упомянутой в телеграмме цифры — 601, как он это обычно делал. Но тут почему-то не стал и восстановил первоначальный лимит. В дальнейшем для Коми АССР лимит не увеличивали. И тройка НКВД в рамках «кулацкой операции» приговорила к расстрелу строго в соответствии с лимитом 211 жителей республики.

Правда, по решению той же тройки НКВД Коми АССР расстреляли еще 106 узников Локчимлага. Но для системы ГУЛАГа были выделены свои лимиты, причем только на расстрелы. И это понятно — лагерные сроки и так уже были у всех жертв.

Для Ухтпечлага — другого располагавшегося в республике лагеря — лимит на расстрел 1800 заключенных был спущен из Москвы 5 августа 1937-го шифровкой № 409. Потом его увеличили. Но тут решения выносила тройка УНКВД по Архангельской области, и эти расстрелы вошли в историю как «кашкетинские».

Секретарю Коми обкома ВКП(б) Алексею Семичеву заседать в «тройке» довелось недолго. В октябре 1937-го он был освобожден от должности и отозван в распоряжение ЦК. Может и уцелел бы, но на него как на «заговорщика» дал показания бывший секретарь Северного обкома Владимир Иванов. Тот самый Иванов, кого обвинили в работе на царскую охранку и приговорили на бухаринском процессе. Это решило все.

В июне 1938-го Семичева арестовали и в январе 1941-го приговорили к расстрелу по обвинению в «террористической деятельности и участии в контрреволюционной организации». Военная коллегия заменила ему казнь на 20 лет лагерей, где он и сгинул. Семичева реабилитировали в 1956-м. И на кладбище села Юдино в Одинцовском районе появилось его надгробие, правда без указания года смерти. Наверное, установленный родственниками кенотаф.*

На совещание руководящего состава НКВД в январе 1938-го наркома внутренних дел Коми АССР Демьяна Ковалева даже не пригласили. Ему там нечем было хвастать. Коллеги из крупных областей сыпали цифрами десятков тысяч арестованных, и он на их фоне выглядел бы жалко. Но через год, где оказались эти коллеги?

Правильно — в тюрьме, и их ждал расстрел. Скромный же старший лейтенант госбезопасности Ковалев, оставив должность в Сыктывкаре, пересел в кресло начальника оперативно-чекистского отдела Волголага и благополучно проработал в лагерной системе вплоть до смерти в 1947-м.

После январского совещания Политбюро утвердило дополнительные лимиты на репрессии в рамках «кулацкой операции» для республик и областей на многие тысячи. Но автономных республик из состава РСФСР (за исключением Карельской) в этом списке не было.

За исключением Карельской и Бурят-Монгольской АССР — им в увеличении лимитов не отказывали. Как же — приграничье.

И, кстати, Якутия — единственная республика, где «кулацкая операция» вовсе не проводилась. Тому есть свое объяснение. Местные работники НКВД «выдвигали теорию, что Якутия находится на особом положении, что классовая борьба в Якутии проистекает в иных формах, что кулака в Якутске нет, что для иностранной разведки Якутия интереса не представляет, так как здесь нет промышленности, армии и других объектов, имеющих оборонное значение». Все вроде так, но нарком Ежов в телеграмме в Якутск 4 сентября 1937-го высказал иное соображение — простое и формальное:

«Сообщенные вами цифры выявленных по Якутии бывших кулаков, уголовников и каэр элементов крайне незначительны. Наличии компрометирующих материалов оформляйте их дела обычным порядком. Приказ 00447 послан вам для ориентировки. Ежов».

Как же объяснить сталинскую избирательность в решениях о дополнительных репрессиях в рамках «кулацкой операции»? Руководители НКВД ряда автономных республик РСФСР настойчиво добивались выделения «лимитов» и продления операций. Но Сталин не пошел им навстречу, и в феврале 1938-го «кулацкая операция» в этих регионах с исчерпанием лимитов закончилась.

Отчего такая осторожность? Можно лишь предположить, что нежелание Сталина выделять дополнительные расстрельные лимиты небольшим автономиям связано с его новыми установками по формированию идеологии «содружества советских наций». И речь шла не просто о сохранении малых народов.

Это, скорее, были соображения по созданию идеологической основы нового понятия «советский народ» и формированию новой идентичности. Было важно в идеологических целях сохранять и подчеркивать национальное многообразие страны.

В сталинском понимании это был залог создания нового типа многонационального социалистического государства, способного к расширению за счет присоединения новых народов. И в национальных автономиях без наличия «титульной нации» никак не обойтись.

А вот крупные республики он особо не жалел. От большого не убудет.

И счет расстрелянным в 1937–1938 гг. шел на сотни тысяч. В современных публикациях можно встретить откровенный вздор — будто Сталин не знал масштабов развернутых Ежовым арестов, а когда узнал, то тут же снял Ежова с должности. Ну да, конечно — подписывал тысячные лимиты, но не складывал их в уме.