Политика

Эггерт: «Все эти видео крестящегося Пригожина на могилах «солдат удачи» отбирают монополию государства на вооруженное насилие»

Как ЧВК Вагнера меняет — и изменит — российскую жизнь.

США признали ЧВК Вагнера транснациональной преступной организацией. В самой же России ее существование стало обыденным явлением. И это страшно, считает Константин Эггерт. В своей колонке для «Немецкой волны» журналист рассуждает о происходящем в России.

Центр ЧВК Вагнера в Санкт-Петербурге. Фото: Igor Russak, REUTERS

«Под Петербургом похоронили бойца «Вагнера». В судах его помнят по пьяной езде и мошенничеству». «Жены завербованных ЧВК «Вагнер» томичей жаловались на отсутствие связи». «Кровью заслужили помилование»: Как вчерашние заключенные в ЧВК «Вагнер» становятся героями спецоперации».

Уголовники-герои и план Кремля

Это результат беглого поиска в интернете. Каждый день Google выдает все новые материалы о российских наемниках, воюющих и погибающих в Украине. То, о чем еще год назад рассказывали только журналисты-расследователи, сегодня — обыденное явление. Некогда респектабельный «КоммерсантЪ» пишет о перепалке Гиркина и Пригожина в том же тоне, в котором раньше освещал московские вечеринки.

Константин Эггерт

Для властей США ЧВК Вагнера — транснациональная преступная организация. Для россиян деятельность ЧВК становится частью повседневной реальности. Как стала ей война против Украины.

Географ-экономист, специалист по российским регионам Наталья Зубаревич, считает, что согласие многих россиян идти на войну, добровольно и за деньги, объяснить легко:

«Люди бедны. 12% населения живут ниже уровня очень скромного российского прожиточного минимума. И еще 13% — чуть выше этого уровня. Те деньги, которые им обещали, выглядят фантастическими. Люди обвешаны кредитами, живут от зарплаты до зарплаты. Далее. Человеческий капитал на периферии, к сожалению, в России, при ее чудовищном неравенстве в доходах и образе жизни, гораздо хуже. И там отношение к смерти иное: Бог дал, Бог взял».

В этих условия, говорит Зубаревич, «щедрые выплаты за погибших и раненых успокаивают семьи. Огромные льготы для их детей при поступлении в вузы — тоже бонус. И людям говорят, что их дети погибли за родину. Все это вместе пока работает как анестезия для значительной части населения».

Привычную бедность, привычную уголовщину и, как следствие, привычный аморализм жизни существенной части россиян, особенно в провинции, Кремль использует для решения проблем на фронте. Не сомневаюсь, что в путинском окружении цинично рассчитывают таким образом не только армию поддержать, но и «почистить» страну от криминального элемента.

И вот тут-то Путин и его приближенные сильно ошибаются. Точнее уже ошиблись. И цена этой ошибки может оказаться слишком высокой, в том числе и для нынешнего режима.

Буча в России?

Все эти видео крестящегося Пригожина, возлагающего розы на могилы погибших «солдат удачи» из Прокопьевска, Ухты, Магнитогорска, залихватские репортажи военкоров-пропагандистов, воспевающих «ребят», прошедших путь от грабителя до героя, репортажи про «белые «Лады» и осанны, которые поют в своих проповедях вагнеровцам патриотические «телебатюшки» методично разрушают то, что пытались сохранить и императоры, и генсеки, и Горбачев с Ельциным, и даже ранний Путин — монополию государства на вооруженное насилие, представление о том, что человек с оружием — это либо военный, либо полицейский или сотрудник ФСБ, либо охотник.

Образ мужчины в сланцах с автоматом наперевес появился еще в 2014 году в виде «ополченцев Донбасса». Но сегодня героизация убийства за деньги как патриотического деяния приобрела такой масштаб, что глубокие социальные последствия становится неизбежными.

Во-первых, приток в Россию оружия с украинских фронтов и его распространение по всей стране, будет несравнимо масштабнее, чем после войн в Афганистане и Чечне.

Во-вторых, в глазах людей теперь любой, кто вооружен, имеет на это право — ведь само государство дает индульгенцию даже насильникам и убийцам, лишь бы воевали.

В-третьих, государство обнаружило свою слабость. Ведь если оно обращается не к своей армии, а к любому гражданину, даже с криминальным прошлым, за помощью, то на чьей стороне сила — гражданина или государства?

А если так, то почему правом решать проблемы при помощи «ствола» не может обладать просто Иван Семенович Петров из Челябинска или Чертанова, который и в тюрьме не сидел?

Есть и еще один важный — и страшный — момент. В Буче, Ирпене, Мариуполе весь мир узнал, на какие преступления способна часть российского общества. Ведь те, кто убивал, насиловал и грабил — часть той самой привычно бедной, криминальной России с искореженной моралью, о которой говорила Наталья Зубаревич. Если представится возможность, многие из этих людей будут поступать так же со своими соседями в России.

Для этого должны появиться условия — либо полное безвластие в результате краха нынешней власти, либо, наоборот, ужесточение режима на фоне резкого экономического спада. И в том, и в другом случае «ветераны» Бучи, Бахмута и Соледара быстро окажутся в нужном месте — в разграбляемом магазине, в оружейной комнате горящего полицейского участка или у соседского гаража.

«Я на фронте кровь проливал! А ну, гони ключи!», — прорычат они соседу, садясь в его KIA. Разумеется, в том случае, если сосед не предъявит в ответ свой скорострельный аргумент.