«Беларусь. Совершеннолетие». Год 1991-й.

Скоро Республике Беларусь стукнет 18. В этой связи «Салiдарнасць» и TUT.BY предлагают вашему вниманию совместный интерактивный проект «Беларусь. Совершеннолетие».

Суть проекта такова. Каждому году суверенитета посвящена отдельная глава. Журналисты Владимир Мартьянов и Сергей Олехнович беседуют о самых ярких, на их взгляд, событиях года. Следует сразу отметить, что авторы проекта не претендуют на роль мегааналитиков, а просто делятся воспоминаниями – так сказать, для затравки.

Следующий этап предусматривает активное участие всех заинтересованных юзеров. Читателям предлагается поделиться своими воспоминаниями, чтобы картина года получилась более колоритной и всесторонней.

Продвигаясь шаг за шагом, год за годом, мы надеемся создать в итоге «народную летопись» этих непростых лет. И, кто знает, может быть, этот проект поможет нам лучше понять многое из того, что произошло. А поняв, -- двигаться дальше.

Год 1991-й

Павловская реформа и «Марш пустых кастрюль», августовский путч и Вискули, рост цен и появление «Сникерса»… Об этом и не только в первой серии нового проекта «Беларусь. Совершеннолетие».

В.М. Первое, что вспоминается в связи с 1991 годом – так это тотальный дефицит. Всего и вся. В свободной продаже ничего не было. Я очень хорошо помню – у моего товарища в семье был такой архиполезный человек, как его бабушка. Ценна бабушка была тем, что была уже на пенсии. То есть ходить на работу ей было не нужно. А потому каждое утро она шла в магазин - стоять в очередях. Тогда ведь купить что-то без очередей было вообще немыслимо. А те, кто работал, не могли убивать по полдня, а то и больше, на очереди. И вот бабушка целый день стояла в очередях, благо здоровье ей позволяло. И к вечеру гордая шла домой с продуктами. Мы, значит, с работы, а бабушка из гастронома.

Минский Комаровский рынок, полупустые прилавки

Вообще, 1991 был годом сплошных шоков. И начался он с пресловутой павловской реформы, целью которой было ни много ни мало – обобрать собственный народ. Было издано распоряжение об изъятии из обращения банкнот в 50 и 100 рублей и замены их на купюры нового образца. Причем на все про все отводилось три дня. В сберкассах был жуткий ажиотаж, и многие просто не успели, потеряв свои деньги.

С.О. Да уж, начало года получилось «веселым».

В.М. Хотя по мне лично, кажется, павловская реформа не ударила. Не было у меня тогда купюр в пятьдесят и сто рублей, насколько я помню. А вот родители мои с этой заменой денег попали. А ты потерял чего тогда?

С.О. Я тогда работал на «Интеграле», куда меня распределили в 1990 году после окончания химфака БГУ. Кстати, если не ошибаюсь, 91-й был последним, когда это самое распределение проводилось – в 92-м его уже отменили.

В.М. Чтобы потом опять восстановить.

С.О. Да уж, но это было позже. Так вот, на «Интеграле» существовала практика перечисления зарплаты на сберкнижку – с наличными на предприятии не возились. Поэтому меня павловская реформа не затронула, поскольку деньги, лежащие на счетах, не нужно было менять.

В.М. Еще, пожалуй, стоит напомнить, что советская сберкнижка – это что-то типа банковской карточки, но из бумаги и в виде книжечки.

С.О. Ну, это, я думаю, еще многие помнят. Да, а вот что точно меня коснулось, так это жуткие очереди в те дни в сберкассах. Чтобы снять деньги, нужно было отстоять час-полтора. И все благодаря академику Павлову с его реформой.

В.М. Вот уж не знал, что он был академиком.

С.О. Да не был он никаким академиком! Я просто оговорился. Хотя мне это простительно: у этого Павлова люди оказались в роли подопытных животных, прямо как собаки у его знаменитого однофамильца.

В.М. А Павлов из-за своей внешности и поступков в народе получил прозвище «свиноёжик».

Но эта его реформа не стала единственным экономическим шоком года. В апреле выросли цены. Причем подняли их со 2 апреля. С первого не отважились, посчитав, видимо, что люди сочтут это неумной шуткой.

С.О. Им ничего другого не оставалось. Потому что на прилавках магазинов было пусто-пусто, как на костяшке домино. А за витринами не очень чистых стекол продовольственных магазинов в качестве «рекламы» стояли бутылки с молоком. Вернее, в бутылки, скорее всего, насыпали соль, призванную изображать молоко – вряд ли это была мука, с которой в СССР тоже была напряженка.

Вот так выглядел в 1991 году, скажем, отдел тканей

В.М. А еще помнишь, в магазинах стояли трехлитровые банки с березовым соком. На всех полках, во всех отделах, включая мясные.

С.О. Ну, не думаю, что это был настоящий березовый сок…

В.М. Неужели заменитель?!

С.О. Точно не из свежевыжатой березы. Кстати, тогда в качестве запивона мы иногда делали собственный березовый сок – вода с лимонной кислотой и сахаром.

В.М. Ну, люди, у которых был сахар – они были на привилегированном положении. Поскольку могли решать многие проблемы в домашних условиях. Тогда ж спиртное было по талонам – по-моему, бутылка водки в месяц и две вина на человека.

Кстати, вспомнил анекдот из тех времен – мужик заходи в магазин, и спрашивает у продавщицы: мясо есть? Нет, - отвечает та. – А молоко? – Нет! – А почему же у вас на магазине, - ехидно спрашивает мужик, - написано «мясо, молоко»? Продавщица подводит его к окну и показывает на стену стоящего неподалеку сарая. – Вон, видишь, мужик, на сарае х…й написано? А там дрова лежат…

С.О. А еще в магазинах была томатная паста в больших жестяных банках. Из нее многие гнали самогон. Получалась редкостная вонючая гадость, от которой поутру было жуткое похмелье. Но за неимением гербовой, как говорится, пишут на простой…

Вообще, своими дурацкими законами, направленными на искоренение пьянства, государство потравило немерянно людей.

В.М. Ты говоришь, что повышение цен – это была необходимость. Так-то оно так, но ведь это был первый рост цен аж со времен Хрущева, кажется. И это стало настоящим шоком для нашего социалистического общества.

С.О. Да, а помнишь, были еще так называемые книжки потребителей, которые якобы защищали белорусов от вывоза товаров за границу? Чтобы купить, скажем, холодильник, надо было, помимо денег, иметь такую книжку.

В.М. Ага, из этой книжицы вырезались талоны. Там был не только холодильник, но и телевизор – один можно было купить раз во сколько-то там лет. Потом пальто зимнее, костюм… Она даже с фотографией была, по-моему. А еще из полиэтиленовой обложки для тетрадей – помнишь, были такие – если ее разрезать пополам и запаять утюгом, получалась отличная обложка для такой книжечки потребителя. Ее берегли, тогда же казалось, что все это будет длиться вечно.

С.О. Но, даже имея книжку, надо было отстоять несколько лет в очереди на тот же холодильник или телевизор.

Кстати, в конце 80-х – начале 90-х появились советские видеомагнитофоны – ВМ-12, эдакая гаргара в пуд весом. Стоил он, по-моему, 1200 рублей, однако по госцене свободно его купить было нельзя – в лучшем случае, через пару лет, предварительно записавшись на очередь в магазине «Электроника», что на Логойском тракте.

В.М. А счастливые обладатели такого видеомагнитофона сдавали его напрокат. На сутки. Был распространен такой бизнес.

С.О. Стоило это удовольствие, по-моему, четвертной. Плюс видеокассеты – по трешке за штуку.

В.М. Смотрели ночами, потому что днем надо было идти на работу. Кстати, чтобы было понятно – тогда бутылка водки у таксистов стоила как раз 25 рублей - четвертной. А другой было не купить. Водка тогда была мерилом покупательской способности. Как сейчас доллары. Говорят, например – я получаю столько-то долларов. А тогда все исчислялось в водке.

С.О. Однако вернемся к нашим баранам, точнее – ценам. Согласись, после того, как 2 апреля их отпустили, в магазинах стало хоть что-то появляться.

В.М. Да только вот денег на это уже не хватало. На зарплату стало невозможно прожить. И это привело к массовому возмущению. Народ вышел на улицы в апреле на «Марш пустых кастрюль». И в Минске, и в Гродно. Началось, по-моему, в Гродно, а потом уже перекинулось на столицу. В апреле забастовали солигорские шахтеры. Кстати, отсюда начинается история белорусских независимых профсоюзов, для которых 1991 стал годом рождения.

Одна из многочисленных акций протеста 1991 года

С.О. Наш «Интеграл» тогда еще нормально работал. Нас это в такой мере не коснулось. Хотя помню, что жить стало тяжелее. Но торговля хоть как-то ожила. Например, именно в 1991 году после возвращения из Крыма я впервые попробовал «Сникерс», мне понравилось.

В.М. Когда это было, не помнишь?

С.О. Помню, в двадцатых числах августа. Такое сложно забыть, поскольку в дни путча я находился «рядом» с Горбачевым – от Массандры, где отдыхал, до Фороса около пятидесяти километров. Причем о путче, который окончательно взорвал и похоронил Советский Союз, услышал впервые лишь в аэропорту Симферополя, когда улетал в Минск. Так что о ГКЧП я узнал, когда этот комитет уже ликвидировали, 21-го, наверное.

В.М. Сентября, что ли?

С.О. Ну, ты загнул! Августа, конечно. Правда, 18-го я видел, как в сторону Фороса направлялись военные катера на воздушных подушках, но особого значения этому не придал – мало ли, учения какие-то…

В.М. Знаешь, а я позволю себе не согласиться с тобой в том, что путч взорвал Союз. Мне кажется, что центробежные силы были так велики, что путч был скорее последней попыткой сохранить несохраняемое. Несмотря на то, что за полгода до этого, в марте, прошел референдум о сохранении СССР, на котором 76 процентов, кажется, высказались за сохранение Союза. А ты как голосовал на нем, кстати?

С.О. «За» я точно не голосовал. «Против», по-моему, тоже. Скорее всего, на референдум я вовсе не ходил.

Видишь ли, у меня много родственников и друзей в Литве, а ведь незадолго до референдума произошли вильнюсские события. Через неделю, наверное, после их я взял на работе отгул и с журналистами программы «Крок» - была такая передача на белорусском ТВ, аналог российского «Взгляда» - мы ездили в столицу Литвы. Увиденное меня шокировало, поэтому я по определению не мог голосовать «за».

Кстати, в Прибалтике и еще в нескольких республиках СССР этот референдум не проводился.

В.М. Да, в Грузии, в Армении, в Молдавии он не проходил. И вопрос на нем был сформулирован как-то некорректно. Я вот отыскал его специально - «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которых в полной мере будут гарантироваться права и свободы человека любой национальности?». В общем, понимай, как хочешь. Но знаешь, я вот на этом референдуме голосовал за Союз. Хочешь, объясню почему?

С.О. Хочу.

В.М. Причин этому две. Первая – я просто тогда не понимал – как это без СССР? То есть вот она наша большая страна, мы в ней выросли. И вдруг ее не станет. Второе – недоверие на тот момент ко всем этим движениям национального возрождения, к народным фронтам. Наверное, тут вина и государственной пропаганды, но больше той стратегии, которую реализовывал Белорусский народный фронт. Если коротко – то была сравнительно небольшая группа людей, которые в силу ряда причин примкнули к БНФ или сочувствовали ему. И была огромная масса других людей, которые вообще не понимали, что происходит, с которыми этот фронт работать не хотел или не умел, и только отпугивал их своим фанатизмом. В том числе и в таком, казалось бы, благом деле, как национальное возрождение. Это породило страх, скажем, того, что русских выдворят из страны. Хотя никто из лидеров фронта напрямую этого, вроде как, и не говорил. Но они не сумели наладить диалог с обществом.

С.О. Тут я с тобой не согласен. Это хорошо, что тогда начали возрождать наш белорусский язык. Я, кстати, сам только начинал разговаривать на мове, якую тады яшчэ i ведаў ня вельмі добра. Даже заполнял журнал передачи смены на белорусском языке, что вызывало немалое недовольство коллег и начальства.

В.М. Вот о том и речь. Большинство в обществе было не готово к белоруссизации. Благое дело, казалось бы, но, наверное, невозможно и не нужно было делать это нахрапом. Это лишь отпугнуло многих людей. Я вот выучил белорусский язык, но случилось это позже, в середине 90-х уже.

С.О. Однако те же литовцы смогли объединить нацию и добиться реальной независимости.

В.М. Я думаю, что тут как раз те самые январские события у телецентра сыграли не последнюю роль, объединив людей. Беларусь от такого Бог миловал, но и единения не получилось. К тому же в Прибалтике была еще очень свежа память о независимости. Еще жило поколение, которое прекрасно помнило все, что было до 1940 года.

С.О. Многие жители нашей страны тоже помнили, как им жилось до сентября 1939 года, когда, согласно пакту Молотова-Риббентропа, советские войска «освободили» Западную Белоруссию. Мне почему-то кажется, что «за» на референдуме о сохранении СССР голосовали, в основном, в восточных областях страны, а в западных – против.

В.М. О том и речь. Не произошло объединения нации. Знаешь, то же возрождение языка, культуры, можно и нужно было реализовывать постепенно. Ну нельзя, невозможно, за два-три года восстановить все то, что разрушалось и уничтожалось на протяжении десятилетий, а то и столетий. Мне кажется, это была стратегическая ошибка лидеров движения адраджэння тех лет, которая, в свою очередь, привела к массе негативных вещей в будущем. Став, во многом, предтечей всего того, в чем мы сегодня живем.

С.О. Думаю, что у нас, конечно же, события развивались бы по литовскому варианту, где всем, проживающим в стране на момент объявления независимости, предоставили гражданство. В Латвии, на мой взгляд, поступили менее разумно, разделив людей на граждан и неграждан.

В.М. Согласен, но объяснять это нужно было тогда, а не сегодня. У большинства общества не было привычки к независимости, к самостоятельности какой-то. И в этом была большая проблема. Поведи тогда себя лидеры адраджэння несколько иначе, наверное, события могли бы развиваться и по-другому.

С.О. Наверное. Точнее, не наверное даже, а наверняка. Я согласен с тем, что наш народ в массе своей был не готов принять белорусизацию. Хотя я и сегодня убежден, что президент, премьер-министр, спикер и другие высокопоставленные чиновники обязаны в совершенстве знать белорусский язык и разговаривать на нем, особенно когда вещают с экранов телевизоров, обращаясь тем самым к нации.

В.М. И, тем не менее, первые шаги к независимости, пусть и на ощупь, но делались. В сентябре 1991 года были учреждены герб и флаг Беларуси. Те самые многострадальные герб и флаг. После августовского путча, продемонстрировавшего бессилие центра, стало окончательно понятно, что развал СССР неизбежен.

Национальная символика на центральной площади белорусской столицы

Собственно, путч-то был в Москве, в пределах Садового кольца, да в телевизоре – в остальных уголках СССР просто сидели и ждали, чем все закончится. Я помню трансляцию обращения путчистов, помню «Лебединое озеро» по телеку. Было стремно как-то и неопределенно. Но элиты, ты прав, ждали. И никто не хотел брать на себя ответственность. Победи путчисты, мне кажется, наша страна осталась бы в составе СССР.

С.О. Может быть, да только вряд ли надолго. Путч, конечно, мог законсервировать ситуацию по распаду Союза на какое-то время, но агония СССР тогда была бы еще более серьезной. А так… Знаешь, не было бы в декабре 91-го Вискулей – Шушкевич, Ельцин и Кравчук все равно собрались бы через полгода-год где-нибудь в Крыму или подмосковном Переделкино. На мой взгляд, распад Союза был неизбежен, как восход или заход солнца.

Митинг на площади Ленина в Минске (ныне – площадь Независимости)

В.М. А знаешь, мне кажется, что людям, которые подписывали Беловежские соглашения, тоже было очень страшно разбегаться. Они тоже не понимали – как это без СССР. Поэтому взамен было придумано СНГ. Не с экономической точки зрения, не для того, чтобы утешить граждан своих стран. Вернее, и для этого тоже. Но в первую очередь – для себя. Ломать до конца было страшно.

С.О. Думаю, на твой вопрос могут ответить только Шушкевич или Кравчук. Ельцина уже нет…

В.М. И все же этим людям надо отдать должное. Сегодня с высоты прожитых восемнадцати лет просто рассуждать и анализировать все это. А вот тогда пойди разберись. Горбачев предлагал новый союзный договор.

С.О. Мне кажется, если бы тот союзный договор был подписан, «обновленный» Советский Союз все равно долго не просуществовал бы. Знаешь, когда объединяются сильные страны, в этом есть смысл. А вот когда слабые – никакие договоры ни к чему хорошему не приведут. Это образование будет изначально недееспособно.

Несколько лет спустя я делал интервью с Виктором Шендеровиче для «Прессбола», первый номер которого, к слову, увидел свет в январе 91-го – по сравнению со скучным «Физкультурником» появление этой газеты стало подлинным прорывом на белорусском спортивном медиа-рынке.

Так вот, я спросил Шендеровича, не сожалеет ли он о распаде Союза. Виктор ответил, что нисколько, а вот о том, что футбольного чемпионата СССР больше нет ему обидно, поскольку за противостоянием команд из Тбилиси, Минска, Еревана, Баку, Киева, Днепропетровска, Москвы, Вильнюса наблюдать было очень интересно.

И, между прочим, именно в 1991 году состоялся последний, 54-й, чемпионат СССР по футболу, о кончине которого жалеет, уверен, не только очень уважаемый мной Шендерович.

В.М. Я уже не помню – кто победил-то?

С.О. ЦСКА, а минское «Динамо» заняло восьмое место.

В.М. А что было потом, после декабря? После Вискулей, и окончания последнего чемпионата?

С.О. Потом был новый, 1992 год, со своими событиями. Но о нем уже в следующий раз.

***

А что из событий 1991 года запечатлелось в Вашей памяти? Приглашаем Вас поделиться своими воспоминаниями здесь.